Воспоминания
Живет в г. Калуга.
Сергей Животков родился в Москве в 1965 году. Учился в художественном училище памяти 1905 года и
в Суриковском институте на факультете монументальной живописи.
Член Московского Союза Художников с 1998 года.
Делится своими воспоминаниями, документами. Его отец Владимир Владимирович Животков,
родился в с. Архангельском Каменского района Тульской области в семье служащего. График, живописец, член Союза Художников с 1970 г.
Заслуженный художник России (2002 г.)
Живет в г. Тула.
Корни моей семьи связаны с Каменским районом. Я провела там только свое детство, но очень часто вспоминаю мою Малою Родину, Каменский Край, родную деревню Дмитриевку. Прошло много лет, но в памяти и в сердце остались имена и прозвища тех, кто был рядом со мной в моем далеком детстве.
Живет в Москве, по образованию химик. Последние 20 лет работает письменным переводчиком с итальянского и французского языков.
Видел недавно в интернете фотографию женщины, оставшейся в войну после гибели мужа с шестью сыновьями. Всех подняла и поставила на ноги героическая женщина. Слава ей! И вдруг пришла в голову мысль: а ведь и в нашем роду была такая героиня, скромная, неприметная, терпеливая.
Воспоминания о нашем отце!
Николаев Михаил Стефанович.
Начну с маленькой предыстории, в детстве мы знали, что наш отец был в плену, в Норвегии. Сам он мало об этом говорил, но мы знали, что он переписывался с каким-то писателем, но с кем, мы по своей детской глупости не интересовались. Так шли годы, проходила жизнь, мы взрослели, потом когда стали понимать и стали самостоятельно оценивать многие факты, родители к этому времени покинули этот мир и спросить,
посоветоваться уже было не с кем. Можете представить, когда появился интернет и появилась возможность узнать где он служил, судьбу его полка (дивизию, куда входил их полк разбили в первые дни войны…), где он был в плену и так далее, мы были настолько удивлены и стало настолько стыдно, что мало его спрашивали, не задавали вопросов о войне… Уже сами стали дедами и пенсионерами, и проследили по интернету ( что возможно), путь его полка и дивизии в которой он служил, плен, и даже нашли эшелон в котором возвращались пленные (наш отец был в списках этого эшелона…) из Норвегии в Румынию, где они проходили проверку «СМЕРШ»…
Нашли даже в Норвежском музее фотографию отца… Мы его узнали сразу, наверно будь мы слепыми, мы могли его узнать на ощупь…Фотография эта первого месяца плена, октябрь 1941 года… (на шинели зеленная точка). Воевал он всего одну неделю. Есть книга Егорова Д.Н. «30 июня 1941г. Разгром Западного фронта», где описано, как их соединение (и другие тоже) разгромили в первые дни войны. Описаны последние дни его 24 кавалерийского полка… Это кошмар!
В архивах почти ничего нет, писатель восстанавливал день за днем по воспоминаниям бывших солдат, офицеров, местных жителей. Проверял, сравнивал, проделал огромную работу…
Эта книга есть в интернете, можно почитать. Я изучил как они попали в окружение, последний путь его полка, когда выходили из окружения сами, без командиров… Хорошо описан последний мирный день 22 июня, когда командиры все были в кино, а шли назад и не понимали почему спилены все столбы, где проходила связь. А когда началась война (по воспоминаниям отца), их всех построили на плацу, а в это время немецкие самолеты один за другим заходили для атаки на этот плац… А перед этим за сутки или двое собрали оружие, якобы для ремонта… И все ведь знали, что будет война и перебежчики немецкие были даже у них…
И вот спустя годы, роясь в мусоре на чердаке, нашли случайно несколько листов, написанные рукой отца воспоминания. Листы местами объедены мышами, но смысл понять можно, это был черновик, из него мы узнали с кем он переписывался.
Теперь хочу отдать долг и немного написать о своем отце, хотя подозреваю, о нем возможно писал писатель Михаил Искрин, в книге «Норвежские были».
Книга — воспоминания о борьбе против фашизма. Она была издана в 1964 году, Издательство — Международные отношения 1964 г. 304 стр. твердый переплет. Михаил Искрин сам был фронтовиком и переписывался с людьми, которые воевали, были в плену и их воспоминания легли в основу художественно-документальных книг, одна из них — «Норвежские были» . Книга уже стала библиографической редкостью, в крупных библиотеках она есть, но не оцифрована. Поэтому мы не читали и сделали запрос в букинистический магазин, если появится, мы купим…
Взяли отца на действительную службу в октябре 1940 года. Служил он в районе Белостока. До 1939 года это была Польша, а сентябре 1939 года город был захвачен немцами, но тотчас в соответствии с пактом Молотова-Риббентропа передан СССР. Местность перешла в Западную Беларусь. Граница была рядом, и представьте, первые часы войны их дивизия, 36-я Краснознаменная ордена Ленина и ордена Красной Звезды кавалерийская дивизия им. И.В. Сталина, которая дислоцировались в г. Волковыск, куда и входил 24-й кавалерийский полк им Московского Совета Профсоюзов, где и служил наш отец, вступила в бой.
В конце июня 1941 года на стратегическом шоссе Белосток-Волковыск-Слоним разыгралась еще одна героическая трагедия, по трагизму, жертвенности и мужеству равнозначная Бресту, а по масштабу и боевому эффекту, превосходящая его. Это – Зельва, зельвенская переправа, зельвенский прорыв.
Никогда доселе в истории войн не было такой массы войск, двигавшихся по одной дороге. Полки, дивизии, корпуса трех армий заполняли шоссе так, что немецкие воздушные разведчики не видели начала этого исхода даже с высоты авиаполета. «Это намного превышает шестьдесят километров», – с тревогой сообщали они в своих донесениях. Это был великий кровавый исход из стратегической западни «Белостокского выступа».
Никогда доселе в истории войн не было такой ярости, с какой брошенные на произвол судьбы войска прорывали вражеские заслоны. Немецкие врачи, обследуя трупы своих солдат, с ужасом отмечали, что у некоторых были перегрызены горла. Зубами!
Никогда доселе в истории войн не было и такой кавалерийской атаки: сабельные эскадроны мчались на пулеметный батальон немецких мотоциклистов. Лавина огня в пятьдесят (50!) пулеметных стволов встретила казачью лаву. Конники рубили мотоциклистов, а всадники механических «коней» косили все живое, что попадалось в их прицелы. Пулеметы молотили со скорострельностью 600 выстрелов в минуту.
«Страшнее никто ничего не видел. – писал в дневнике немецкий офицер. – Ржанье лошадей. Нет, это не ржанье – лошади кричат, кричат от боли рвущейся на куски плоти.
Публичное молчание о Зельве, о зельвенском прорыве длилось семь десятилетий. Историки знали об этом, но партийные идеологи не усмотрели в боях под Зельвой ничего героического; посчитали ее черным пятном в летописях победоносной Красной Армии. Но это далеко не так. Подвигом, равнозначным обороне Брестской крепости было то, что войска в, казалось бы, безвыходном положении – без связи и общего командования, находясь под постоянными ударами с воздух дрались как могли. Выходили из окружения малыми группами . Вот там и встретил первые дни войны мой отец.
Как он рассказывал, он был приписан к кавалерийской тачанке…
Не буду вдаваться в подробности и судить кого либо, но как вы знаете в первые дни и месяцы войны, наши войска отступали, многие полки перестали существовать уже в первую неделю. Cолдат всегда выполняет чужую волю, он образец преданности стране.
Попав в окружение и потеряв связь, многие наши войска были брошены на произвол судьбы… Еще раз повторю, никого не осуждаю, но что бы понять масштаб катастрофы первых дней, напомню, что с 21 июня 1941 года — командующий войсками Западного фронта был Павлов Дмитрий Григорьевич. 22 февраля 1941 присвоено звание генерал армии. 22 июля 1941 года (ровно через месяц после начало войны), решением военного трибунала «за трусость, самовольное оставление стратегических пунктов без разрешения высшего командования, развал управления войсками, бездействие власти», был приговорён к высшей мере наказания и расстрелян. Похоронен на подмосковном полигоне НКВД. В 1957 году посмертно реабилитирован и восстановлен в звании.
Командир 36 -й кавдивизии, генерал-майор Е. С. Зыбин попал в плен, где активно сотрудничал с фашистами. По приговору Военной коллегии Верховного суда СССР расстрелян 25 августа 1946 года. Он не реабилитирован и по сей день.
Как рассказывал наш отец, уже в первые дни войны их полк попал в такую мясорубку, что трудно это описать. Пропаганда того времени, шапкозакидательство, хвастливые и легкомысленные уверения в возможности лёгкой победы, красная Армия всех сильней…сыграло плохую службу в начале войны. Простые солдаты, от недостатка сил, опыта и умения, как правило большинство из них погибало в первом же бою или попадало в плен.
«Они так и не принесли Родине той пользы, которую хотели, а, главное, могли принести». По воспоминаниям отца, их поколение, которое попало в первый эшелон войны и мало кто вернулся живым домой, более всего терзали сознание и эпизоды их военной юности. Многие из вернувшихся с фронта живыми, спились, либо умерли от продолжавших их мучить ранений уже в первые послевоенные годы.
И вот я читаю отцовский военный билет, участие в боях и походах — с 22 июня 1941 года по 30 июня… потом по его рассказам, остатки солдат, сами, самостоятельно выходили из окружения. Две недели, в основном ночами, они двигались на восток, старались выйти к своим… В плен попал 11 июля 1941 года, когда их группа в количестве 18 человек попала в засаду, когда они пошли в рукопашную…
тут как он говорил глаза налились кровью и вся надежда только на себя… В этом бою он раненый оказался в плену, как он вспоминал, очнулся, а кругом немцы…
Я перечитал Архивы Министерства обороны за первую неделю войны. Отец воевал в 10 армии, 36 кавалерийской дивизии, 24 кавалерийском полку. Войну они встретили в первый день — 22 июня. Так вот в первый день войны связи с 10 армией уже не было, я уж не говорю про дивизию или полк. Все они жили видно своей жизнью, им будто бы высылали директивы остановить противника и идти в наступление, а где эти части находятся никто не знал. За первые 9 суток войны, ВВС западного фронта потеряли 1358 самолетов, из них 679 противник уничтожил на аэродромах!!! Немцы бомбили с воздуха постоянно, десятки, а иногда и до сотни самолетов висели в воздухе… Средний темп наступления фашистов первую неделю было до 60 км в сутки… Журнал боевых действий существует в Архивах только с 22 июня по 30 июня 1941 года. 36 кавалерийская дивизия упоминается только один раз в первый день войны. Горько осознавать все это, а теперь представьте тех, кто попал в эту мясорубку….
2-я и 3-я танковые группы вермахта, взяв Минск, окружили большую часть войск Западного фронта: 10-ю, 3-ю и 13-ю армии, отдельные корпуса, различные части и соединения. Войска, расположенные в Белостокском выступе, не имели никаких шансов отступить просто из-за отсутствия достаточного числа дорог. В «котел» попали двадцать четыре дивизии (в том числе шесть танковых и четыре моторизованные). Немцы взяли в плен около 300 тыс. человек, им досталось свыше 3000 танков и 2000 орудий. Погибло и пропало без вести только командиров корпусов и дивизий шестнадцать человек. Немало военачальников расстреляли, включая командующего фронтом генерала армии Д. Г. Павлова.
Судьба не щадила отца и после войны.
Я помню, был еще учеником, пришел из школы домой, это было перед днем Победы. Отца я такого не видел никогда! Он плакал!
Оказалось фронтовикам в тот день давали в колхозе по 10 рублей, виде подарка, наверно на бутылку водки и закуску…, но не в этом смысл… Он пошел в контору за этими 10-ю рублями, а ему там ответили, что тебе не положено, ты был в плену!
И вот придя домой в таком состоянии, и наверно стыдясь нас, своих слез, он ушел … в запой! К себе не подпускал никого! Обидели! Обидели не 10-ю рублями, обидели его совесть!
В то время председателем колхоза был Потопахин. Дня через три, во время запоя приезжает на «козле» к нам домой этот председатель. Заходит и говорит: — Михал Стефаныч, ты что запил? На работу не выходишь?
Как потом рассказывала нам наша мать, отец матершиной выгнал председателя из дома, мол, нашли предателя, пошел на х… из дома! После этого инцидента, отца выгнали из рядов КПСС (председателя послал на три буквы..)
Потом, года через три, его опять приняли в коммунисты. Вот такое было время! Ошибки были, но и сейчас новых нахватали, с Георгиевской ленточкой перемудрили, стали даже цеплять не ленточки, а шарфы. Могу привести другие примеры… Этот квасной патриотизм стал выглядеть нелепо…
И вот сейчас, 75 лет Победы! Несмотря на все ошибки, на маразм, надеюсь все это исправится со временем, хочу поздравить всех с этим днем, и пожелать мирного неба над головой!
Хочу без пафоса, без ленточек вспомнить всех фронтовиков, послушать вот эту песню и отдать дань этим людям!
Внизу, сохранившиеся листы письма-черновика Николаева М.С. писателю М.Искрину. Листы написаны в начале 60-х годов, так как книга вышла в1964 году.
Воспоминания преподавателя истории Архангельской средней школы.
Осетровой Анны Дмитриевны , которая пережила оккупацию района во время войны.
Война.
С 15 ноября гитлеровцы начали второе «генеральное», как они говорили, наступление на Москву. К этому времени наше село Архангельское было занято немцами. Советские воины, проявляя исключительное мужество, сдерживали напор до зубов вооруженного и численно превосходящего врага. Но они были вынуждены отступить на левый берег Красивой Мечи. Отход прикрывала небольшая- группа бойцов, которая и приняла на себя весь удар наступающих гитлеровских частей,
сражаясь с фашистами несколько дней. В числе этих отважных бойцов был и Яков Дорохин. Трижды бросались гитлеровцы в атаку на горстку храбрецов и трижды вынуждены были отступить. Дорохин и его товарищи решили сами пойти в контратаку. Они поднялись во весь рост. Но в это мгновение раздался взрыв крупной мины. Раненых, оглушенных и контуженых воинов фашисты взяли в плен и привезли в Архангельское.
На них было страшно смотреть: окровавленные, обгоревшие, в изорванной одежде, избитые гитлеровцами, они были похожи на живые трупы. Немцы сняли с них сапоги, шинели, гнали их раздетыми, босыми, хотя уже шла вторая половина ноября. Их мучили раны, голод, жажда, но конвойные не позволяли гражданским подходить к ним . Фашисты поместили пленных в старом стандартном доме, продмаге и пекарне (этот дом находился на месте сегодняшнего жилого дома на улице Тихомирова напротив здания районной поликлиники; а от продмага и старой пекарни уже и фундаментов не осталось), выставили часовых.
Наши женщины осмелев, начали подходить к часовым. Знаками, отдельными немецкими словами пояснили: « Отпустите, тут мой муж», «Сын мой, раненый здесь». Женщины, которых организовали Е.В.Астахова, А.А.Бурова, В.С.Кочетова, принесли с собой хлеб, варенный картофель, чтобы передать пленным. Частично им удалось это сделать и наши бойцы были спасены от голодной смерти.
Особенно активизировались женщины, когда через несколько дней гитлеровцы стали выводить пленных на улицу, чтобы отправить их в концлагерь. Конвойных было не так много и женщины, прорвав оцепление смешались с бойцами. Получилась сумятица, толчея, поднялся крик, плач , гомон. Пока конвойные разобрались во всем, пока построили пленных и отогнали от колонны толпу женщин, несколько человек уже было спасено. Их спрятали в надежном месте, а потом стали выводить к Красивой Мече и переправлять к своим, за линию фронта.
Тяжело раненых военнопленных гитлеровцы не погнали по этапу, бросили их в стандартном доме, где не было ни окон, ни дверей. Враги считали, что они сами умрут, здесь от ран, холода и голода. Но местные жительницы не побоялись, что фашисты за это их могут повесить, в лучшем случае пристрелить, и организовала спасение советских людей.
По улицам Архангельского сновали вооруженные оккупанты. Прячась от них за домами и заборами, Е.В.Астахова и А.А.Бурова, собрав немного продуктов, подошли к стандартному дому. Враги, считая, что с ранеными все покончено, даже не выставили караул. Осмелев, забрались внутрь помещения. Тяжело раненые стонали, просили о помощи. Они были настолько истощены, оборваны, измождены, что без слез нельзя было смотреть на них. Раны почернели от пороховой копоти и спекшейся крови. У многих даже не было никаких повязок.
Немного подкрепив раненых пищей, обе женщины выбрались из дома и пошли к своим подругам, чтобы и их привлечь к спасению советских людей.
Охотно на их призыв отозвалась Н.А.Святкина, которая училась до войны в медицинском институте, Н.А.Полоченкова. Женщины пошли по домам – собирать у населения бинты, вату, марганцовку, йод. А.А.Бурова целыми днями, несмотря на грозившую ей опасность, собирала у жителей Колычевки теплое белье.
Люди не отказывали в помощи. Р.М.Терновская принесла две пары белья, другие приносили продукты, материал для перевязок.
Раненым бойцам начали оказывать помощь: обмывали и перевязывали раны, переодели, покормили. На другой день, когда женщины пришли проведать их, то увидели страшную картину: люди буквально примерзли к полу.
В этом старом здании была только одна комнатушка, где имелась полуразрушенная печь. Уже совсем осмелев и забыв об опасности – немцы все время сновали взад и вперед по улицам села – женщины натаскали в эту комнату соломы, осторожно перенесли туда раненых, затопили печь и в первую очередь накормили всех, а потом еще раз осмотрели перевязки, обмыли теплой водой окровавленные лица отважных воинов.
Так продолжалось больше недели. Женщины заботливо ухаживали за ними, перевязывали, кормили, обмывали.
А тут, как на грех, гитлеровцы вновь выставили возле дома пост. Выяснилось вдруг, что среди раненых прячется наш солдат, совсем еще молоденький, бежавший из плена.
Астахова и Бурова, которые пришли покормить раненых и сменить им повязки, задумали спасти его.
-Данко (его звали Данила Силенюк), бери ведра и иди к выходу, — сказали ему женщины. –Как только караульный немец отвернется, ты выходи из дома и спокойно иди к колодцу, вон к тому ракитничку , — указали они на дом Соловьевых (этот дом находился на месте сегодняшнего жилого дома СПК «Архангельское» на деревне Шишковка, в котором проживает семья Лапшиновых, а ниже этого дома находился в то время колодец).
Переволновались немало, пока парень не очутился в доме Буровых. Акулина Андреевна переодела его и спрятала от немцев.
Когда гитлеровцы вновь ослабили надзор за стандартным домом, раненых начали со всеми предосторожностями уводить оттуда. Тяжело раненого Якова Дорохина, о котором упоминалось в самом начале нашего рассказа, взяла к себе Астахова. Евдокия Васильевна, как только могла, старалась облегчить его страдания. Но спасти его уже было невозможно. На восьмой день он подозвал Евдокию Васильевну, своей слабеющей рукой сжал ее руку и сказал: «Спасибо вам, родная. Не страшно умирать, знаю, что воевал честно. Жаль только, что сына не увижу, и не узнает он, как мы сражались с врагом… » И умер.
Многие женщины не побоялись увести из стандартного дома и спрятать у себя раненых. В их числе — К.Хромова, В.Денисова и другие. Колхозница М.М.Акулиничева перетащила в свой дом, тяжело раненого Ивана Задорожного. Целый месяц она выхаживала его. А когда к дому приближались гитлеровцы, женщина прикрывала Ивана, спрятанного в темном углу на печи, старым тряпьем и сажала своих маленьких детишек сюда же, на печь.
Спустя некоторое время, когда немцы начали отступать и громыхание фронта вновь приблизилось к Красивой Мечи, А.А.Бурова, потеплее одев спасенного ею Данилу Силенюка, словно сына провела его скрытыми тропками, чтобы не попасться врагу, почти к самой линии фронта.
Д.Силенюк с боями прошел всю дорогу войны, дожил до самой Победы. Демобилизованный из армии он, офицер запаса, жил и трудился в селе Антоновка Ляпичевского района Хмельницкой области. Он очень признателен, и благодарен нашим мужественным женщинам А.А.Буровой и Е.В.Астаховой за спасение жизни.
Евдокия Васильевна еще в те далекие годы разыскивала родных Якова Дорохина, сообщила им о его героизме, переслала оставшиеся у нее документы.
Прошли долгие годы, и вот в Архангельском появился взрослый сын Дорохина. Александру хотелось самому узнать все о своем отце. И он приехал к Евдокии Васильевне Астаховой как к родной матери, долго беседовал с ней, расспрашивал о сражениях, которые были тут.
К памятнику над могилой воинов –героев, защищавших наш край от смертельного врага, приходят и взрослые, и дети. Или, склонив головы, постоят молча. И это молчание дороже всех слов. В нем – не только скорбь об утрате, но и уважение, признательность к тем, кто боролся и умирал стоя.
Многие признательны и тем, кто не участвовал в сражениях, но мужественно, презирая угрозы оккупантов, спасал жизнь защитников Родины. Это я говорю онаших отважных женщинах, которые в те далекие годы исполнили свой долг и свершили подвиг.
=А.Осетрова, Ноябрь 1966 года.=
Чтобы мои внуки и правнуки этого никогда не пережили!
Анна Маркова в 16 лет (26.06.1941)
Письмо-воспоминание Анны Никитичны Сапроновой (в девичестве Марковой), было опубликовано в районной газете «Сельская новь» (Каменский район Тульской области), 27 апреля 1995 г., в канун 50-летия Победы в Великой Отечественной войне. В письме – безыскусная правда жизни и надежда на то, что тяготы и горечь военного лихолетья позади навсегда… Горечь войны Анна Никитична познала сполна. В октябре 1942 года под Ленинградом без вести пропал ее отец Никита Никитович Марков. Совсем юной девушкой Анна Маркова добровольно отправилась на трудовой фронт. Теперь Анна Никитична Сапронова – ветеран труда, мать трех дочерей, бабушка и прабабушка одиннадцати внуков и правнуков. Одна из внучек Анны Никитичны, Елена Сапронова, сегодня работает в Тульской областной универсальной научной библиотеке, в отделе Информационно-библиографического обслуживания и электронных ресурсов.
Никита Никитович Марков
17 лет назад в своем письме в редакцию районной газеты Анна Никитична с болью рассказывает о том, что памятник, сооруженный по ее инициативе и при поддержке односельчан, в память о погибших в войну жителях д. Сапроново, оказался заброшенным после того, как в селе закрыли школу. Но уповает, что ситуация вскоре исправится, т.к. Кадновская сельская администрация приняла решение о реставрации памятника. Мы позвонили в администрацию Муниципального образования Кадновское, и узнали, что сегодня памятник в Сапроново по-прежнему нуждается в капитальном ремонте, но за ним следят жители села, администрация сельского поселения, здесь регулярно высаживаются цветы, наводится порядок. В День Победы, по традиции, односельчане приходят к памятнику, чтобы отдать долг памяти тем, кто сложил головы на фронтах войны.
Сегодня Сапроново – малонаселенная деревня, здесь всего 109 жителей, нет школы, нет библиотеки. Но мы надеемся, что памятник будет сохранен и простоит еще не одно десятилетие.
…Когда началась война, я только что закончила восемь классов. Нас, старшеклассников, пригласили в Галицкую среднюю школу, где выступил директор школы И.И. Завалишин. Он призвал добровольцев пойти на трудовой фронт, так как страна нуждалась в помощниках. Из жителей Вознесенского поселка я оказалась единственным таким добровольцем. Мне было шестнадцать лет.
Из добровольных помощников был сформирован специальный эшелон, а вошли в него добровольцы из нашего и других районов области. В конце июля 1941 г. в товарных вагонах нас повезли в Смоленскую область, город Дорогобуж. Там мы копали противотанковые рвы, так как немцы наступали. Что такое война, я ощутила, когда фашисты стали бомбить наши укрепления. И нас, малолеток, отправили обратно в свою область, где мы выполняли такую же работу, копали рвы в городе Одоев и совсем рядом с домом — деревне Мошаровка Ефремовского района.
Наступил ноябрь. Немцы заняли село Галицы и близлежащие деревни. В нашем поселке появились два мотоциклиста, они везли с собой пленного партизана — молоденького паренька из Орловщины. В это время жители поселка собрались у здания школы, с целью разобрать по домам колхозное имущество, чтобы оно не досталось врагу. Мотоциклисты увидели людей, подъехали к школе.
А жители решили спасти мальчишку. Они указали немцам, что в школе есть кладовая, где хранился колхозный мед. Когда чужаки зашли в школу, пареньку сказали, чтобы бежал от немцев, указали направление дороги. За школой находился лес, и как только юный партизан скрылся в нем, немцам сообщили о его побеге, показав совсем другое направление. Мотоциклисты выпустили несколько автоматных очередей и уехали, не стали преследовать пленного. Позже спасенный паренек благодарил моих земляков за этот случай, за свою, вновь обретенную, жизнь.
А затем начался бой — наши солдаты выходили из окружения. Нам, жителям, приходилось прятаться от немцев в погребах, по тем деревням, где не было оккупантов. В бою погибло пятеро наших солдат, восемь чело¬век попали в плен, а двоих ранило.
На следующий день немцы ушли. Мы, молодежь, похоронили убитых в одной братской могиле, за которой ухаживали жители поселка после освобождения. После войны этих воинов захоронили в братской могиле в Архангельском.
А раненые остались в деревне. Один из них – политрук Тараско, заполз ночью в крайний дом, спрятался там во дворе — в доме находились немцы. Потом его обнаружили хозяева дома, когда немцы ушли. Другого раненого — Аркадия Пунегина, нашли на поле боя, и наши подростки Василий Моничев и Михаил Коновалов привезли его на подводе и укрыли в доме жителя Якимова. Политрука Тараско приютила семья М.М. Калиникиной.
Оба солдата были тяжелораненые. Большую заботу по уходу за ними проявили девушки Мария Моничева и Мария Жукова. Мы, их подруги, старались также помочь, дежурили возле раненых по ночам, привозили тайком из Галицы фельдшера. Раненых бойцов смогли уберечь до прихода наших войск и тогда их отправили в госпиталь. При отступлении немцы жгли дома, горели целые деревни. Выйдешь, бывало, вечером на улицу, а кругом зарево пожаров… И приходят на память слова из песни: «Горит, горит моя деревня, горит вся Родина моя».
Наш поселок немцы тоже собирались сжечь. Для этого они втроем подъехали на лошадях и стали советоваться, как лучше это сделать. Узнав об этом, жители послали двух парнишек в Галичку, где уже были наши солдаты. Пока Василий Завалишин и Николай Марков были в пути, девчата решили задержать немцев хоть на какое-то время, сберечь дома от поджога, пока не подойдут наши войска, предложили сыграть в карты. И, таким образом, нам удалось протянуть время, не дать поджечь деревню.
А мальчишки привели наших солдат, которые взяли немцев в плен. Вот почему наш поселок полностью уцелел.
…У каждого человека в молодости есть своя мечта. Я мечтала стать врачом. Но не суждено было сбыться этим планам: в школах не хватало учителей. И в марте 1944 года директор школы И.И. Завалишин в приказном порядке направил троих своих лучших учеников 10 класса на курсы, в их число вошла и я. Попала на курсы учителей математики в Ясную Поляну, а двух других девушек — Т. Канищеву и Т. Маркову послали учиться в Калугу. Так что и во время войны страна жила своими заботами, жизнь, как говорится, продолжалась.
После окончания этих курсов в августе 1944 года меня направили учителем математики в Сапроновскую семилетнюю школу. Так я нашла свою вторую малую Родину, где прожила уже более пятидесяти лет, работая сначала учителем, а потом директором школы.
В 1970 году у меня появилась мечта — воздвигнуть возле школы обелиск в честь 25-летия Победы над Германией. Посоветовалась с коллегами, они меня поддержали, получила согласие райкома партии и райисполкома на это благо¬родное дело. Мне пришлось несколько раз ездить в Тулу, чтобы найти мастеров. Скульпторы Прокофьевы изготовили плиты из мраморной крошки, а их сын месяц прожил у меня, чтобы выгравировать на них сто фамилий погибших на войне односельчан. Представляете, сто человек остались на поле боя только из одного села…
Когда встал вопрос об оплате за памятник, это оказалась по тем временам солидная сумма — 700 рублей. На родительском собрании решено было собрать с каждого дома по 3 рубля. Таким образом, набрали 300 рублей, а 400 рублей выделил Кадновский сельский Совет. Мне, разумеется, никаких командировочных никто не оплатил, а также проживание мастера и его питание у меня. Да мне и ничего не надо было, я все это делала от чистого сердца и по велению совести, решив отдать должное погибшим на войне, сохранить их имена в памяти потомков.
Обелиск получился красивый. Около него всегда росли цветы, рядом был разбит сквер, обнесенный изгородью. Пока в селе была восьмилетняя школа, к обелиску в Дни Победы возлагали венки, проводили митинги, школьники готовили праздничные концерты, даже салют в честь погибших односельчан.
В 1977 году школу в Сапронове закрыли, затем воздвигли стелу в Кадном, и в этом мемориальном комплексе были запечатлены и имена наших односельчан, перенесенные с обелиска. А наш памятник после этого забросили. Деревья в сквере разрослись, затеняя обелиск, изгородь была поломана, а местами просто пришла в негодность от ветхости.
Первое время я старалась ухаживать за памятником. Как было обидно видеть, что коровы «отдыхали» возле него. Предложила совсем убрать его, чем видеть, как постепенно рушится мое детище, куда были вложены средства и труд людей. И потом, это же память, это наша история! Но на конференции ветеранов войны и труда в этой просьбе отказали.
И вот, наконец, в честь 50-летия Победы над Германией, решено реставрировать памятник в Сапронове, обнести его новой изгородью. Это решение принято недавно Кадновской сельской администрацией. Хочется надеяться, что так оно и будет. Как мало осталось уже ветеранов, убеленных сединой! У нас, в Сапронове и Кухтовке, к примеру, вернулось после войны тридцать три фронтовика, а осталось в живых всего четверо.
Очень бы хотелось, чтобы молодежь помнила тех, кто защищал их будущее с оружием в руках, кто работал в тылу в те трудные военные годы. Моим сверстникам в годы войны помимо учебы в школе (а ходили мы в нее за шесть километров), приходилось помогать взрослым, заниматься снегозадержанием, сбором удобрений для колхозных полей (золы, куриного помета).
Выпускали мы стенные газеты в колхозе, готовили концерты художественной самодеятельности. Причем, выступали одни, без учителей, так как в нашем поселке Вознесенский учителя не жили. Летом пололи просо, пшеницу, клевер, молотили зерно на специальных приспособлениях, скирдовали вручную, возили хлеб на заготовку в Ефремов за двадцать пять километров. Вот так и росли — в труде, в заботах наравне с взрослыми.
Как хочется, чтобы мои внуки и правнуки этого никогда не пережили!
—-
А это делится своим рассказом Елена (внучка Анны Никитичны) и отдает долг памяти Никите Никитовиче Маркову — своему прадеду, погибшему на войне, и Николаю Васильевичу Сапронову — любимому деду, фронтовику.
Дедушка
Н.В. Сапронов. 1939 г. (20 лет)
Так случилось, что мой дедуля, дедушка — Сапронов Николай Васильевич, рано умер. Но память ребенка сохранила для меня обрывочные воспоминания о раннем детстве, проведенном в его доме. Он был добрый, веселый человек. От него пахло медом и свежей стружкой – он любил пчел и работать по дереву. У него были золотые руки, наш дом от фундамента до крыши был построен им. Резные нарядные наличники, столы, стулья, шкафы и комоды его работы в доме – зримая память о нем. Дед очень любил свою семью, своих «девочек» — дочерей и внучек. Я не помню его праздным, он всегда был занят – глава семьи, хозяин, труженик. Дедушка никогда не рассказывал о войне, ранениях. Наверное, эти воспоминания были слишком тяжелы для него. А мы, внуки, в силу своего возраста никогда при жизни деда не интересовались его боевыми заслугами. К счастью, у бабушки сохранились фотографии и военный билет деда, по которому мы попытались восстановить его боевой путь.
Сейчас я понимаю, как ему трудно было пройти этот путь в свои 22 -24 года. И не просто пройти, а быть командиром, первым вставать в атаку и поднимать за собой солдат, выстоять в самый сложный начальный период войны и вернуться домой живым.
Дедушка родился 23 ноября 1919 года в Каменском районе Тульской области, в селе Сапроново и был помимо двух своих сестер единственным сыном у своих родителей. В 1935 году он закончил семь классов Ситовской семилетней школы и в 1939 году был призван на военную службы в Бессарабию, где и встретил войну с самых первых дней.
На Южном фронте он воевал около месяца в должности командира отделения, а затем его перевели на Брянский фронт (с 01.05.1942-01.01.1943 г.) — заместителем командира стрелковой роты. Оттуда был в 1942 году направлен на прифронтовые ускоренные двухмесячные курсы младших лейтенантов — в начале войны была острая необходимость в младших командирах воинских подразделений. По окончании курсов, в звании старшего лейтенанта с новой военной специальностью — командир стрелкового взвода – вернулся на Брянский фронт. Здесь он воевал до февраля 1943 года, был ранен и с февраля по март находился в госпитале на излечении.
После госпиталя — снова на передовую, командиром стрелковой роты.
На Курской дуге в 1943 г. шли жестокие бои, в одном из которых он был ранен вторично. Ранение оказалось очень тяжелым, дед провел в госпитале пять месяцев и был комиссован в запас. На этом война для него была закончена и начались «тыловые» будни.
В 1944 году дед вернулся на родину, поступил на работу в Ситовскую школу учителем физкультуры, военруком. Позднее перевелся в Сапроновскую восьмилетнюю школу, где встретил свою судьбу – мою бабушку Маркову (Сапронову) Анну Никитичну. Она работала в этой школе учителем математики. В марте 1945 года они поженились. У них была прекрасная дружная семья, три дочери, пять внуков и шесть правнуков.
После войны, когда образовались совхозы, дед работал секретарем парткома в селе Ситово, затем в Кадном. Кроме того, в его послужном списке значатся должности управляющего отделением деревни Сапроново, зав. клубом. Односельчане уважали Николая Васильевича за высокую порядочность, отзывчивость, трудолюбие. Неоднократно он избирался депутатом Сапроновского сельского совета. У нас в семье хранятся его награды: орден «Красной звезды» (1947 г.), медали: За доблестный труд в ВОВ (1948 г.), За победу над Германией 1941-1945, 50-летие вооруженных сил, 20 лет победы в ВОВ, 25 лет победы в ВОВ, 30 лет победы в ВОВ, 60 лет вооруженных сил.
Старые фронтовые раны постоянно напоминали о себе. Умер Николай Васильевич Сапронов 24 января 1984 года, ему было шестьдесят четыре года…
Прадедушка
О моем прадедушке — Маркове Никите Никитовиче сведений в нашей семье сохранилось очень мало. Он родился в 1900 году в селе Галица Архангельского района. Прошел Гражданскую войну в дивизии В.И. Чапаева. В 1920 году красноармеец Никита Марков вернулся на родину и получил надел земли в поселке Вознесенском, на котором построил свой дом и крестьянствовал до основания колхоза в 1925 году.
В сентябре 1941 года его призвали в армию. Воевал под Смоленском, был ранен. Единственная фронтовая фотография была сделана после госпиталя. А в октябре 1942 года семья получила извещение, что он пропал без вести.
Долгие годы мы не могли найти сведений о месте последнего боя, в котором он участвовал. Не знали мы и того, где он похоронен. И практически шестьдесят шесть лет считали, что прадед погиб под Смоленском. Но, благодаря открытию архивов Минобороны, мы, наконец, узнали, что прадед не пропал без вести, а погиб в бою в октябре 1942 года.
После госпиталя он воевал в 518 полку под командованием подполковника Ромашенко. Когда в октябре 1942 г. 129 дивизия была окружена, был большой бой, где и погиб мой прадед Марков Никита Никитович. Это произошло у деревни Дубики Старорусского района Новгородской области (тогда Ленинградской). Деревню Дубики освободили 1 октября 1942 года, а 2 октября пришло извещение.
Моя семья практически нашла солдатское захоронение. В настоящее время мы ждем официальное извещение о гибели.
Е.В. Сапронова, библиограф отдела информационно-библиографического обслуживания и электронных ресурсов.
Наши пришли.
Прошлогоднее хозяйничанье в райцентре, селе Архангельском, гитлеровские мерзавцы сопровождали ежедневным грабежом колхозников. Они разорили многие хозяйства. У колхозницы сельхозартели «Правда» (д.Колычево) Буровой Агафьи грабители увели корову, оставив малолетних детей без молока. У колхозника Наумова А. взяли супоросную свинью. Старушку Бурову Пелагею бандиты избили только за то, что она сопротивлялась отдать им свои ветхие валенки, а с колхозника Кобелева сняли последние валенки, оставив его босым. 34 дня фашистские громилы творили бесчинства в районном центре, вымещая на стариках, женщинах и детях свою лютую злобу к советским людям.
18 декабря гитлеровцы засуетились: рано утром близ села послышались разрывы снарядов. Говор немцев, напоминающий лай собак, стал частым и громким, они метались взад и вперед. Колхоз «Правда» (д.Колычево) стал для них опорным пунктом. Здесь они расставили свои орудия, пулеметы, приготовились к обороне.
Жителей охватило радостное волнение, всюду слышались ликующие слова: «Наши близко, скоро наши придут! ».
К вечеру артиллерийские выстрелы затихли. Только зарево пожарища освещало ночное небо. Это горели русские села: отступая, гитлеровские палачи жгли их.
Ночь для немцев было очень тревожная; наши войска приближались. Утром, 19 декабря, незаметно в деревню Колычево, вошло несколько разведчиков (по воспоминаниям местных жителей, их было семь человек). Расположились во дворе одного дома ( дом Емельяна Самохина), где ночевал гитлеровский офицер и несколько солдат. Когда офицер вышел на улицу, меткий выстрел (из-за каменного амбара) советского воина сразил его насмерть.
-Русь, Русь! – закричали напуганные немцы. И, перегоняя друг друга, побежали.
Герой разведчик не растерялся. Он уверенно владел автоматом и бил им без промаха. Немецкая сволочь валилась один за другим. «Испугались, гады!» — крикнул разведчик, и снова упал немец – это был по счету пятнадцатый. Но вот из-за угла раздался выстрел. Вражеская пуля попала в советского смельчака. С возгласом «Умираю за Родину!» он пал смертью храбрых, дорого отдав свою жизнь.
Наши войска подходили все ближе к райцентру. Шла перестрелка. В испуге убегая от русских пуль, один кровожадный враг бросился к погибшему русскому герою и судорожно стал снимать с него валенки, стеганку, шапку. Бандит, коченевший от холода в своем летнем обмундировании, хотел хотя бы перед смертью согреть себя. Но не пришлось гитлеровцу поживиться своей добычей: советская пуля попала ему в голову, и он упал, захлебываясь кровью.
К селу подходило подкрепление. Сопротивление немцев стало бесполезным. Постепенно отступая, они поджигали дома колхозников. Бригадир колхоза Французов Ф.Д., пытавшийся спасти свою избу от огня, был застрелен гитлеровцами.
Ночь протекала в большой тревоге. Люди сидели в подвалах. А утро, 20 декабря, принесло непередаваемую радость: в село, очищенное от немецкой погани, вступили бойцы Красной Армии. «Наши пришли, наши пришли!» — наперебой восклицали колхозники и со слезами радости на глазах бежали навстречу им.
=Е.Астахова. Декабрь 1942 года.=
===========================================================================================================
Я уговорил поделиться воспоминаниями учителя истории А.П.Синдеева. И вот перепечатываю с его рукописи. (Печатаю, как есть).
Воспоминания, возможно с элементом субъективности в оценке событий начального периода Великой Отечественной войны в нашем селе (Архангельское), Синдеева А.П. рождения 1935 г (6 лет).
Время, ког
да была объявлена война по радио, я не помню. Возможно я вместе с приятелями где-то гулял. Но я точно помню особенность иллюстраций в газете «Известия» (ее мы постоянно выписывали) и в журнале «Крокодил». Особенно в «Крокодиле», там много было карикатур людей со свастикой. Дома стали каждый день говорить о войне, и потом уже, что идет война.
Родители еще работали. Однажды дома, играя в тенисный мяч, он закатился под кровать, я полез, чтобы взять его. К моему удивлению под кроватью, я обнаружил винтовку системы «Мосина» и несколько кожаных патронташей с патронами. Я очень обрадовался и стал вытаскивать патроны, чтобы вставить их в винтовку. Увидев мою возню под кроватью, мать меня здорово отругала. Она сказала, что отца могут наказать, если я что потеряю, да и опасная моя игра с патронами. Потом она сказала, что отца зачислили в отряд » Истребительный батальон». Через некоторое время винтовку с патронами отец сдал, поскольку получил повестку с требованием явиться с вещами в военкомат.. Несколько раньше призывники уже отправлялись на войну. Население села провожало их, в том числе и мы дети. Провожающих было очень много. Призванные в армию целовали родных и близких и не только близких, давали последние наказы. Мы дети обычно шли до Ливенского леса. Там они обычно садились на подводы и ехали так до Ефремова. Однажды провожая очередную партию призывников, мы услышали гул самолета. Над нами летал на большой высоте «Юнкерс» — рама. Они нередко залетали. Никто не пытался отогнать их, они господствовали в воздухе. Перед приходом немцев был взорван мост, разделяющий с. Архангельское и д.Шишковку. Однажды, придя в райцентр, мы ребятня, обнаружили все учреждения оказались пусты. Когда наши начальники, чиновники покинули село, мы не знали. Возможно они кому-то сообщали о том, что жителям села необходимо покинуть его, но в нашем доме разговора об эвакуации я не слышал. О том, как покидало нас наше начальство, я слышал от Астаховой Евдокии Васильевны.
Рано утром она вышла из барака, где жила со своей семьей. По шоссе двигался обоз. Телеги были нагружены домашним скарбом, детьми, женщинами. Евдокия Васильевна обратилась к одному влиятельному лицу с просьбой, что бы он забрал её и двух детей. Но выполнить её просьбу он не мог, т.к. посадить ее и детей некуда было — телега была полностью загружена. Время окупации она провела в д.Колычово.
Появились немцы в первой половине дня. С начала появились мотоциклисты. После них въехали танки, автомашины легковые, грузовые, автобусы.
Я не видел, чтобы немцы ходили строем. Быстро были расквартированы по избам местного населения. Состав расквартированных часто менялся, иногда их в деревне Михайловка почти не было. Многие учреждения были разграблены местным населением, особенно деревянные постройки. Как-то, когда в нашей деревне не было немцев, я пошел в райцентр. Я и там их не встретил. Но подходя к центральной части, я услышал какой-то странный шум. Немцев я увидел там, они стояли с винтовками в руках перед зданиями магазина, столовой, пекарни. В бывших магазинах было много наших пленных солдат. Они протягивали руки в разбитые окна и кричали. Понять было трудно, но догадался легко — они есть хотели. Возле зданий с пленными были и люди нашего села. Они о чем-то разговаривали. Постоял около них, я понял, что немцы могут отпустить некоторых пленных, если среди них увидишь своего родственника: отца, брата…
Возвратившись домой, я изложил всю ситуацию матери. Она попросила старшего брата (сводный брат, ему было 16 лет) забрать пленного солдата. Брат пошел и сказал, что вон там его отец. Немец отдал пленного. Брат привел его домой, накормили его: картошка, молоко, блины и хлеб из картошки, дали с собой кое-что. У нас , как и многих людей деревни, были лошади. При отступлении нашей армии они были почему-то брошены и бродили по огородам. Некоторые лошади быстро дохли, наверное загнанные были. Брат запряг лошадь и отвез нашего пленного солдата за деревню Присады. Там он отпустил брата, сказав, что дальше сам дойдет. Я слышал, что немцы многих пленных раздали населению. Выше я писал, что в деревне иногда не было немцев. Это было, когда они пошли дальше восток и перед их отступлением. Так вот , когда не было у нас немцев, к нам пришел наш раненый солдат. Поскольку он почти не ходил, то все время лежал. В его ноге сидела пуля. Одна соседка работала медсестрой в больнице и приходила его перевязывать. Однажды мы здорово перепугались. Это было связано с тем, что в дом неожиданно вошли немцы вооруженными автоматам: офицер спереди, а солдаты сзади. Офицер указывая пальцем на лежащего солдата спросил: «Кто?» По крайней мере мы так это поняли. Мать чуть не в ноги бросилась немцу. Кричит:» Мой муж». Немцам стоило откинуть одеяло и увидели бы слепое пулевое ранение. Но офицер посмотрел на свои ручные часы, что-то сказал солдатам и ушли. Пулю наверное вытащили, потому, что позже солдат ушел.
Когда немцы отступали, в районе их почти не было. Однажды я увидел по улице идет человек в солдатской форме, но без ремня. Он подошел к человеку опиравшемуся на костыли и о чем-то стали говорить. Инвалид выпятившись показал в сторону нашего дома. Человек в солдатской шинели без пояса пошел к матери и сказал, что ему нужен сын и лошадь с подводой. Упрашивая его, мать почему-то называла солдата паном. Он забрал брата с лошадью и соседа. Брат и его приятель должны везти немцев. Довезли немцев до дер. Архаровка. Там воспользовавшись боем (перестрелкой) между немцами и нашими бойцами, бежали. Сказали, что нужно в туалет. А туалет школьный стоял на склоне лощины. Выбив задние доски бросились вниз и пришли домой. Перед тем, как войти нашим войскам, всю ночь был бой. Потом стихло. Немцы ушли. Рано утром мы увидели группу наших солдат спокойно идущих по улице. Люди высыпали из домов, вынесли молоко, картошку, кавардашки, приглашали в дом, но как сказали они, им нельзя входить в избы. Спросили, есть ли немцы. Мы ответили, что у нас нет. С того времени немцы у нас не были.
Но война продолжалась. Однажды неожиданно появились немецкие самолеты и уничтожили весь аэродром, расположенный на Шишковском поле и в лесу около д.Присады. А когда были бои на Курской Дуге, у нас самолеты разбросали зажигалки. Одна зажигательная бомба попала в дом Тюриных на Шишковке, а перед этим повесили осветительные ракеты. Они падали медленно, т.к. они были на парашютах . Было видно как днем…
А.П.Синдеев
25 августа 2014 года.
———-
Красная кровь на Красивой Мече
Статья из номера №110 от 10.10.11 газеты Нижегородская Правда
12:21 — 18.10.2011
Валерий Киселев
Стою на высоком западном берегу реки Красивая Меча. Внизу мост, дорога уходит на Тулу. Иду вдоль берега — изредка попадаются едва заметные стрелковые ячейки. В ноябре 41-го в них сидели солдаты 137-й Горьковской стрелковой дивизии. Но как же далеко эти окопчики друг от друга… Метров 150, а то и 200. Если в первых боях 41-го, в Белоруссии, солдаты дивизии окапывались чуть ли не плечом друг к другу, в несколько рядов, то чем дальше на восток уходила война, тем реже были на позициях эти стрелковые ячейки.
«Страшно оглянуться…»
Сюда, на Красивую Мечу 137-я вышла из третьего за лето и осень 41-го окружения. Вспоминаю рассказ в то время начальника штаба 771-го полка капитана Шапошникова: «Два-три дня прошли в хлопотах по восстановлению полка. Нужно было помыть людей в бане, дополучить снаряжение, переформировать роты и батальоны, подобрать командиров. Кажется, все сделал и только прилег отдохнуть, звонок по телефону: «Шапошников? Срочно на погрузку! Строить личный состав и грузиться в эшелон на станции…» Так и не удалось выспаться после окружения. Много было пройдено, страшно оглянуться, но и впереди была еще целая война…»
Смотрел я на эти окопчики и удивлялся: «Как же вы здесь держались, мужики, так далеко друг от друга…» На запад от позиций далеко за горизонт уходила дорога. Немного воображения, и видишь, как приближается по ней колонна немецких танков, как они развертываются в линию атаки, как с грузовиков спешивается пехота, разбегается в цепь, и все ближе и ближе… Нехорошо было на душе, жутковато. Если уж на таких больших реках, как Днепр и Десна, не удержались, то долго ли можно продержаться на неширокой Красивой Мече… По данным архива Министерства обороны, в 137-й стрелковой дивизии, когда она вышла из третьего окружения, было всего 806 человек. Это из 14 тысяч, выехавших на фронт в первые дни войны. Более 13 тысяч за четыре месяца войны уже лежали убитыми по лесам и полям, часто и не прикрытые землей, или, кому повезло, в госпиталях. А сколько брели на запад пленными в колоннах…
«Занять оборону!»
К утру 5 ноября прорвавшаяся из окружения в брянских лесах 137-я стрелковая дивизия была переброшена под город Ефремов с задачей занять оборону по реке Красивая Меча и прикрыть шоссе, ведущее с юга на Тулу. Обстановка на фронте требовала без промедления приступить к подготовке обороны. Свежих войск у командования фронта не было, вот и поставили сюда в оборону измученных боями окруженцев. Командир дивизии полковник Иван Гришин участок обороны получил, как и положено по Уставу — 15 километров фронта. Как хочешь, так и растягивай 806 человек на эти 15 километров. Хорошо еще, что в состав дивизии ввели отступавший от Бреста 17-й артполк…
Приближались дни решающих боев на всем центральном участке советско-германского фронта…
До 14 ноября дивизия не имела непосредственного соприкосновения с противником. Бойцы врубались саперными лопатками в начавшую подмерзать землю, отрывая стрелковые ячейки. Это были опытные солдаты, прошедшие пешком с боями от Орши до Ельца, покидавшие землицы и Могилевской, и Брянской, и Орловской. Кто из них тогда мог знать, придется ли погибнуть здесь или покопать еще и родной нижегородской землицы и, может быть, из следующего окружения выходить в Арзамас…
«Вы тем более не удержитесь…»
Всего лишь несколько дней удалось тогда отдохнуть от войны солдатам дивизии…
Перелистываю блокнот с записями, сделанными в архиве… Боевые донесения, оперативные сводки… Вот донесение в штаб дивизии от командира 624-го стрелкового полка от 12 ноября: «Перед участком обороны замечены три группы немецких танков по 10, 12 и 20 машин». Это были авангарды 18-й танковой дивизии армии Гудериана. В этот же день через боевые порядки 137-й прошли отступающие подразделения 6-й гвардейской стрелковой дивизии. В архиве сохранилась записка одного из комбатов 771-го полка, где тот приводит слова отступающих гвардейцев: «Если уж мы не удержались, то вы тем более не удержитесь…»
А 14 ноября колонна пехоты противника на 50 автомашинах пыталась с ходу прорваться через боевые порядки дивизии в районе села Яблоново на Красивой Мече. Оборонявшиеся здесь подразделения 771-го полка приняли бой. От первых же выстрелов «сорокапяток» загорелись пять автомашин, три из которых уничтожил сержант Фляга. В конце боя герой-артиллерист был убит.
Первая атака гитлеровцев была отбита, но вскоре началась вторая. Полк, имея всего 150 штыков, 50 пулеметов и два орудия, занимая участок обороны, значительно превышающий уставную норму, пять суток отражал атаки немецкого пехотного полка, усиленного артиллерией.
«Трое суток один отбивал атаки…»
В эти дни 771-й полк был растянут в нитку, и каждый солдат на своем месте должен был стоять насмерть, но не отступать, иначе полк легко мог быть смят ударом вдоль фронта. И люди действительно стояли насмерть. В архиве сохранился документ, как воевал, например, в эти дни сержант Семен Лукута. Буквально две строчки: «Трое суток он один отбивал атаки гитлеровцев из своего окопа, истребив их не один десяток». А что же за этими скупыми строчками? Когда из окопа прекратились выстрелы, товарищи сочли его погибшим. Можно ли восстановить подробности того боя, да еще спустя десятилетия…
Мне удалось разыскать сына сержанта Семена Лукуты, и вот что он рассказал: «Отец в 30-е годы строил Магнитку, потом работал председателем колхоза, добровольцем участвовал в войне с Финляндией, был снайпером, уничтожал «кукушек». Добровольцем ушел на фронт и в самом начале Великой Отечественной. Да, наша семья действительно получила похоронку на отца. Мы все уже смирились с его смертью, как вдруг получаем от него письмо с сообщением, что был тяжело ранен в ногу.
Помню рассказ отца о том бое… Он был первым номером пулемета, второй — убит. Огонь вел до последнего патрона, наши пулеметы слева и справа давно замолчали. Увидел, что огонь ведет один, а когда патроны здесь кончились, перебежал к другому пулемету. Вел здесь бой, пока не кончились патроны, потом также перебежал к третьему пулемету, расчет которого погиб. Когда отец делал следующую перебежку, рядом разорвалась мина, и его отбросило в канаву. Пришел в сознание, над ним стоят немецкие солдаты. Один из них снял с отца шапку и спросил: «Комиссар?» Потом приказали отцу двигаться к соседнему дому, где стояла машина с немецкими солдатами. Отец пополз, потому что ранен был в ногу. У машины уже стояли несколько наших раненых солдат и много немцев. Вдруг откуда-то по этому скоплению стал стрелять наш пулемет, часть немцев были убиты, остальные бросились в стороны. Воспользовавшись этим, хозяйка дома и ее сын помогли отцу и другим нашим солдатам укрыться в сарае. Ночью отец ушел к своим. За селом они встретили наших разведчиков. Отец долго лежал в госпитале после того ранения и был все же демобилизован. Снова работал председателем колхоза…»
А орден Красной Звезды Семен Лукута получил лишь в 1967 году… По словам сына, он очень гордился этой наградой и всегда носил орден на груди.
«Известие о смерти отца пришло 15 мая 1973 года, — пишет Владимир Лукута. — Я не мог в это поверить: он был очень крепким до последних дней, весил более ста килограммов, кость широкая, крупная, сила могучая. Зимой в любой мороз отец работал без рукавиц, все удивлялись его силе. Люди его очень любили, он был безотказный, все умел делать и бескорыстно помогал. Хоронить отца вышло все село. Его друзья-охотники дали над могилой залп из охотничьих ружей…»
«У него было восемь ран…»
А бой на Красивой Мече продолжался… И снова скупые строчки из боевых донесений… «Пулеметчики Голованов и Кузин каждый на своем участке в первый же день боев отбили по две атаки, уничтожив каждый примерно по 20 солдат противника… Пулеметная рота младшего лейтенанта Ковалева отразила атаку немецкого батальона, после чего на поле боя насчитали до трехсот трупов врага. Особенно отличился в этом бою лучший пулеметчик полка сержант Петров».
Но все яростней атаки гитлеровцев, чувствовавших свое численное и техническое превосходство. Вступили в бой за Яблоново и подразделения 624-го полка. Выписки из архивных документов: «Рота под командованием капитана Баранникова отразила три атаки противника… Бойцы лейтенанта Савина, временно исполнявшего обязанности командира батальона, уничтожили 20 гитлеровцев, причем лично лейтенант Савин — 10…»
Один из немногих уцелевших в тех боях, бывший завклубом дивизии Максим Багадаев рассказал:
— С началом наступления немцев я был направлен в 771-й полк. Когда прибыл на передовую, там уже вовсю кипел бой, и сколько было отбито атак — не знаю. Политрук роты Очерванюк атаку отбивал один, все бойцы его роты погибли или были тяжело ранены. Да и сам он был весь изранен. Помню, что, когда я к нему пришел, у него было восемь ран, но он все еще вел бой, причем из двух пулеметов, переползая от одного к другому. Мы с одним из музыкантов нашей агитбригады оттащили его в сторону, перевязали и отправили в санчасть, а сам я лег за пулемет. Но немцы, наверное, хорошо здесь пристрелялись: моего помощника убило сразу, а немного погодя и меня сильно контузило разрывом снаряда».
Умер от ран политрук Очерванюк, были убиты его товарищи. Постепенно гитлеровцы начали теснить полк к реке. Из документов архива знаю, что переправу через Красивую Мечу остались прикрывать всего лишь семь человек во главе с командиром взвода лейтенантом Солдатенковым. Несколько часов смельчаки сдерживали натиск противника и обеспечили отход подразделений полка на новый рубеж.
«Подпустили танки поближе…»
Вскоре на это направление на помощь своей пехоте противник перебросил танки.
14 ноября одна из танковых колонн с десантом на броне атаковала позиции 624-го стрелкового полка и 17-го артиллерийского в районе деревни Ереминка…
Скупые строчки боевого донесения помог дополнить Георгий Зайцев, в то время лейтенант, командир взвода управления 17-го артполка:
— Командир нашей батареи лейтенант Беляков послал меня с разведчиком и телефонистом на передовой наблюдательный пункт на берег реки недалеко от шоссе, где ожидалось наступление немцев. Долго их ждать не пришлось — показалась колонна танков, за ними и пехота на грузовиках. Я и сейчас помню тот страх, с которым ожидал подхода немцев. Комбат меня подбадривал по телефону с командного пункта, а потом приказал корректировать огонь. И какова же была наша радость, когда мы увидели, как танки шарахаются во все стороны от наших снарядов. Сразу мы почувствовали свое превосходство. А тут открыли огонь и орудия, стоявшие на прямой наводке…
Его рассказ дополнил Михаил Василенко, политрук батареи 45-миллиметровых орудий 624-го стрелкового полка:
— В нашей батарее лейтенанта Ивана Денисенко было тогда шесть орудий. Позицию мы выбрали хорошую, окопались, ждем. Сначала услышали шум моторов, потом вижу: идут веером двенадцать танков. Присмотрелся: вроде не тяжелые. Я сам был за прицелом первого орудия. Подпустили танки поближе и открыли огонь. Поймал танк в прицел, выстрелил — и он сразу же встал и задымил. Потом вижу — горит и второй. Огонь мы вели как автоматы, с каким-то энтузиазмом. Вскоре встали и загорелись сразу еще два танка, а через несколько минут и еще два. Тогда остальные стали разворачиваться. Но это сейчас все кажется так просто, тогда, в бою, все было по-другому…
Мощным бронированным кулаком пытались пробиться гитлеровцы через боевые порядки дивизии и выйти к городу Ефремову, чтобы оттуда повернуть на Тулу и Москву.
В районе села Кадное огневые позиции 17-го артполка атаковали 34 немецких танка. Гитлеровцы наступали, прикрываясь согнанными из окрестных деревень женщинами и детьми. От наших артиллеристов требовалась величайшая точность огня, чтобы не попасть в своих и попытаться их спасти. Наводчик Виктор Мезенцев меткими выстрелами зажег два танка, заставил залечь автоматчиков, в эти минуты женщины и дети и сумели добежать до наших окопов.
Один за другим подбил в этом бою 6 немецких танков наводчик сержант Михаил Кладов. Гитлеровцы, встретив на этом участке упорное сопротивление, повернули вспять. Через некоторое время — снова атаки танков, но уже осторожней, с оглядкой.
На многие километры разгорелись яростные дуэли танков и орудий…
Семен Михайленко, наводчик орудия 17-го артполка рассказал, как это было:
— Местность была открытой — поле, мы замаскировали орудия под скирды, но гитлеровцы все равно нас хорошо просматривали, быстро засекли, и часть наших орудий огнем подавили. Но оставшиеся все равно вели огонь. Били и по закрытым целям, и по пехотинцам — они то и дело подходили очень близко, даже с тыла подбирались, хотели расчистить от нас дорогу для своих танков. Так мы отбивались весь день, а ночью сменили позицию. Товарищей потеряли здесь много, но немцев все же не пропустили…
Сохранившиеся в архиве документы дивизии дают полную драматизма картину тех дней войны. Попробовали гитлеровцы прорваться у села Крестище, но и сюда была срочно направлена наша артиллерия, которой умело маневрировал полковник Кузьмин. Двадцать танков веером шли вперед по снежному полю. И вновь отличился сержант Кладов. Сначала он подбил один танк, был ранен, но все равно продолжал бой, подбил еще два танка, уже истекая кровью. И вел огонь, пока все оставшиеся 17 немецких танков не повернули на запад.
17 ноября батарея старшего лейтенанта Яскевича отразила атаку 40 вражеских танков, 5 из них было уничтожено. В этот же день 5 немецких танков прорвались через огневой заслон к деревне Закопы, где стоял штаб дивизии. В этой критической обстановке политрук Луценко из 17-го артполка, когда весь расчет единственного орудия, прикрывавшего штаб полка, вышел из строя, и когда он сам был тяжело ранен, встал за панораму и все-таки подбил один танк. Остальные машины врага после этого вышли из боя.
«Чувствовалось приближение перелома…»
17 ноября яростный бой разгорелся и за село Верхний Изрог, через которое противник пытался прорваться к Ефремову. Двумя ротами пехоты пришлось заплатить врагу за это село. Но и в дивизии каждый день и час гибли замечательные, смелые люди. Так, за Верхний Изрог геройски погиб старший инструктор политотдела дивизии Потыляко. До последнего патрона сражался, оказавшись в кольце, пулеметчик 771-го полка Дабышев. Дорого отдал свою жизнь, прикрывая отход товарищей, пулеметчик Черников. О каждом из этих героев — всего лишь по несколько слов в документах дивизии. И сейчас уже некому рассказать подробности тех боев, и как они погибали…
За село Медведки противник потерял до батальона пехоты и четыре танка. Каждый шаг вперед враг оплачивал кровью своих солдат и разбитой техникой.
За неделю боев 137-я стрелковая дивизия, не имея соседей, с начальной численностью всего 806 человек с 40 орудиями, отражала атаки гораздо более сильной немецкой 230-й пехотной дивизии, усиленной десятками танков. Еще несколько сот вражеских солдат и 25 танков записала в эти дни дивизия на свой боевой счет. И хотя главные события на фронте в это время происходили под Тулой, Волоколамском, но и здесь, на Красивой Мече, гитлеровцы обливались кровью, но не могли достичь решающих успехов…
Михаил Василенко рассказывал:
— В эти дни я, разговаривая с бойцами, а у меня был закон — хоть ползком, но побывать у каждого орудия — убеждался, что настрой у всех один: дальше отступать некуда. Чувствовалось приближение перелома. Судьба страны висела на волоске, а я в эти дни каждый день давал рекомендации в партию – значит, верили люди в победу…
А 21 ноября начальник Генерального штаба вермахта генерал Гальдер записал в своем дневнике: «Гудериан доложил по телефону, что его войска выдохлись…»
Еще не видно было конца войны, но уверенность в Победе была в сердце каждого, кто сражался в те дни на фронте.
—————————————————————
Матросов из Закоп:
подвиг Николая Ивановича Сапронова
Николай Иванович Сапронов родился в 1918 году в селе Закопы Каменского района Тульской области. Его родители были простыми тружениками села, в семье, кроме Николая, было еще четверо братьев.
Будучи активным целеустремленным человеком, Николай окончил семилетнюю школу и поступил на учительские курсы. Став учителем по ликвидации неграмотности, молодой специалист получил направление на работу в отдалённую деревню, но учительствовать ему не пришлось: не было элементарных средств жить отдельно от семьи.
В 1938 году Николай Иванович Сапронов был призван в армию на срочную службу, отслужил и вернулся домой. На родине он работал заведующим нефтебазой Петровской МТС (машинотракторной станции). Не прошло и года, как началась Великая Отечественная война.
Не дожидаясь повестки, двадцатидвухлетний Николай Сапронов в августе 1941 года при содействии райкома комсомола добровольцем ушёл на фронт. Его распределили воевать в Ленинградском направлении именно в то время, когда вражеская группировка «Север» вышла на подступы к Ленинграду, сжимая кольцо блокады города.
Советские войска вели тяжёлые оборонительные бои. Стрелковый полк, в котором Николай Иванович был командиром отделения, получил приказ подавить огневую точку и выйти к назначенному объекту, так как шквальный огонь не давал бойцам возможности подняться и пойти в атаку.
Николай подполз очень близко к огневой точке, решив забросать её гранатами, но был ранен в руку. Тогда молодой командир мгновенно принял единственно верное решение – бросился за амбразуру немецкого пулемета и закрыл её собой. Тело изрекошетили немецкие пули, но огневая точка была подавлена. Бойцы поднялись в атаку, и приказ был выполнен.
Так был совершен геройский подвиг нашим земляком, верным сыном Отечества, Николаем Ивановичем Сапроновым. Посмертно он был награждён орденом Боевого Красного Знамени.
Вечная память герою!
В шестидесятых годах двадцатого века жители села Закопы написали письмо в Министерство обороны с просьбой о том, чтобы за боевые заслуги перед Родиной нашему земляку было присвоено звание Героя Советского Союза. Но пришёл ответ, что по тому времени орден Боевого Красного Знамени был самой наивысшей наградой. Писатель А.Белан в своих произведениях подробно описал подвиг нашего земляка Николая Ивановича Сапронова, предварившего подвиг Матросова.
Я не мог не поместить этот материал, почему-то я всю жизнь прожил в Каменском районе, а не знал…, думаю и многие не знают о этом подвиге! Хотел пробить его данные на сайте «Мемориал», чтобы уточнить дату подвига (смерти)… не нашел его. Эх, а говорят, ничто не забыто…
ВПЕРЕД
НАЗАД
